Будь таким, какой ты есть, или же будь таким, каким ты кажешься.(Джелаладин Руми) Не относись к жизни слишком серьезно, живым тебе из неё все равно не выбраться.
Пролог.
То, что произошло.
То, что произошло, никогда – наверное, с самого начала – не вписывалось в рамки нормального представления о приключениях в человеческой жизни. Да и вообще: если то, что произошло, можно назвать приключением, то только в мягкой форме. Приключение… нет, это не приключение. Это… Я даже не знаю, как это правильно назвать. И никто не знал и не знает сейчас. Никто из тех, кто прошел со мной этот страшный путь от начала до конца, кто в настоящее время находится со мной в одном здании и кто лежит в сырой земле и спит вечным сном.
Также никто не знал и не знает до сих пор, почему именно он был выбран госпожой Судьбой для того, чтобы пройти этот чертов путь. В конце этого пути, как банально это не звучало бы, мы все по началу, с пылу, жару и с задоринки, видели Великую цель: изменить мир и его отражение в лучшую сторону – а потом плюнули на все и решили, что для того, чтобы думать о таких пафосных планах в будущем, нужно выжить в настоящем времени.
Просто выжить.
Тупо выжить.
Как я уже сказал, некоторые выполнили эту задачу, а некоторые – нет. И никто не винит последних в том, что они погибли под развалинами, в огне, в воде, на земле (или под ней), в воздухе или на руках у товарищей, глядя им в глаза гаснущим взором. Несмотря на то, что я опять беспредельно пафосен, их действительно никто не винит – это главное. Хотя бы потому, что они до конца боролись за свои жизни и жизни других людей: не только тех, кто им был дорог, но и тех, кто просто ранее жил и не собирался умирать не своей смертью.
Однако я отошел от темы. Итак, никто, совершенно никто, не знал и не знает сейчас, какого черта именно он оказался человеком, на лбу которого госпожа Судьба крупным шрифтом написала: «Избранный». Мы не выделялись из толпы, не были ярыми фанатиками какой-то религии или прожженными атеистами; мы не орали на каждом углу: «Я особенный!» и не заставляли кого-то это признавать. Мы просто жили, дышали, смеялись и плакали, а где-то в глубине души хотели что-то изменить, но лишь для того, чтобы мы были хоть чуточку счастливее. Неужели это затаенное эгоистичное желание стало поводом так – ладно, без прикрас – издеваться над нами?
Зачем я пишу все это на маленький, ободранный клочок бумаги, пожелтевший от времени? Не знаю. Мне сорок лет, у меня абсолютно седые волосы и, как мне кажется, сотни лет за спиной, которые заставляют ее прогибаться от тяжести груза, состоящего из горя и тоски. Мои руки в настоящий момент чисты, сухи и пахнут душистым мылом, но мне все кажется, как в страшных галлюцинациях, что они по локоть в крови: вражеской, дружеской и моей.
Быть может, я пишу все это на жалком листке, чтобы потом вложить его в старую записную книжку, подаренную мне женой на день рождения двадцать лет назад, взять очень дорогую ручку по меркам восемнадцатилетнего прошлого, которая досталась мне от старшего брата на Новый Год, и начать переписывать мою память на чуть шершавую бумагу, выражая ее в словах, восклицательных и вопросительных знаках и запятых? А потом, когда поздней ночью я пойму, что рука уже онемела от безостановочной писанины, заложу нужную страницу закладкой, сделанной руками моего маленького сына девятнадцать лет назад, пообещав, что обязательно вернусь к делу на следующий же день?
А что, хорошая идея… Во всяком случае, моя несчастная голова, быть может, станет свежее, а на душе после того, как я заново переживу все, что произошло со мной за двадцать лет и один год, станет легче – острая боль станет тупее и глуше…
А вдруг мне не хватит слов?.. Хотя чего я гадаю? Нужно просто попробовать, не так ли? Если что, я могу поставить перед собой рамку со старой фотографией, сделанной пятнадцать лет назад, где изображены все-все, еще живые, даже веселые. Я понятия не имею, поможет ли мне это, но кто-то когда-то сказал, что все возможно – наверняка.
Деревянная рамка, наспех покрытая лаком, кое-где сильно протерлась и рассохлась в углах – ну да не это важно, совсем не это важно. Важно то, что я все вспомню с самого начала. Забуду хоть на какое-то время, что ко многим из этих улыбающихся людей, столпившихся около меня на фотографии, я уже который год хожу на могилы, приношу им цветы в четном количестве, подравниваю и взрыхляю там землю, вырываю траву, осмеливающуюся вырасти на ней. Забуду, что многие из них сейчас не могут встать с постели и ходить самостоятельно – передвигаются в инвалидной коляске. Забуду, что многие из тех, кто выжил, забыл, что такое улыбаться: их лица, всегда бледные и изнеможенные, напоминают бесстрастную маску.
Забуду и вновь вспомню, во всех деталях.
Сейчас – вот только сейчас - написав предыдущую строчку и поставив точку, понял, что мне это необходимо. Сам удивляюсь себе: то ли душевный мазохист, то ли просто-напросто псих. Хотя одно от другого не далеко ушло, да и вообще: ни вместе, ни по раздельности, эти диагнозы не внушают мне никакого оптимизма.
Но все равно: как только что придумал, так и сделаю. Мне, идиоту, внезапно понравилась эта сумасшедшая идея. Нужно только добраться до дома и найти ту старую записную книжку, ручку и закладку, о которых недавно вспомнил.
Нужно только добраться…
То, что произошло.
То, что произошло, никогда – наверное, с самого начала – не вписывалось в рамки нормального представления о приключениях в человеческой жизни. Да и вообще: если то, что произошло, можно назвать приключением, то только в мягкой форме. Приключение… нет, это не приключение. Это… Я даже не знаю, как это правильно назвать. И никто не знал и не знает сейчас. Никто из тех, кто прошел со мной этот страшный путь от начала до конца, кто в настоящее время находится со мной в одном здании и кто лежит в сырой земле и спит вечным сном.
Также никто не знал и не знает до сих пор, почему именно он был выбран госпожой Судьбой для того, чтобы пройти этот чертов путь. В конце этого пути, как банально это не звучало бы, мы все по началу, с пылу, жару и с задоринки, видели Великую цель: изменить мир и его отражение в лучшую сторону – а потом плюнули на все и решили, что для того, чтобы думать о таких пафосных планах в будущем, нужно выжить в настоящем времени.
Просто выжить.
Тупо выжить.
Как я уже сказал, некоторые выполнили эту задачу, а некоторые – нет. И никто не винит последних в том, что они погибли под развалинами, в огне, в воде, на земле (или под ней), в воздухе или на руках у товарищей, глядя им в глаза гаснущим взором. Несмотря на то, что я опять беспредельно пафосен, их действительно никто не винит – это главное. Хотя бы потому, что они до конца боролись за свои жизни и жизни других людей: не только тех, кто им был дорог, но и тех, кто просто ранее жил и не собирался умирать не своей смертью.
Однако я отошел от темы. Итак, никто, совершенно никто, не знал и не знает сейчас, какого черта именно он оказался человеком, на лбу которого госпожа Судьба крупным шрифтом написала: «Избранный». Мы не выделялись из толпы, не были ярыми фанатиками какой-то религии или прожженными атеистами; мы не орали на каждом углу: «Я особенный!» и не заставляли кого-то это признавать. Мы просто жили, дышали, смеялись и плакали, а где-то в глубине души хотели что-то изменить, но лишь для того, чтобы мы были хоть чуточку счастливее. Неужели это затаенное эгоистичное желание стало поводом так – ладно, без прикрас – издеваться над нами?
Зачем я пишу все это на маленький, ободранный клочок бумаги, пожелтевший от времени? Не знаю. Мне сорок лет, у меня абсолютно седые волосы и, как мне кажется, сотни лет за спиной, которые заставляют ее прогибаться от тяжести груза, состоящего из горя и тоски. Мои руки в настоящий момент чисты, сухи и пахнут душистым мылом, но мне все кажется, как в страшных галлюцинациях, что они по локоть в крови: вражеской, дружеской и моей.
Быть может, я пишу все это на жалком листке, чтобы потом вложить его в старую записную книжку, подаренную мне женой на день рождения двадцать лет назад, взять очень дорогую ручку по меркам восемнадцатилетнего прошлого, которая досталась мне от старшего брата на Новый Год, и начать переписывать мою память на чуть шершавую бумагу, выражая ее в словах, восклицательных и вопросительных знаках и запятых? А потом, когда поздней ночью я пойму, что рука уже онемела от безостановочной писанины, заложу нужную страницу закладкой, сделанной руками моего маленького сына девятнадцать лет назад, пообещав, что обязательно вернусь к делу на следующий же день?
А что, хорошая идея… Во всяком случае, моя несчастная голова, быть может, станет свежее, а на душе после того, как я заново переживу все, что произошло со мной за двадцать лет и один год, станет легче – острая боль станет тупее и глуше…
А вдруг мне не хватит слов?.. Хотя чего я гадаю? Нужно просто попробовать, не так ли? Если что, я могу поставить перед собой рамку со старой фотографией, сделанной пятнадцать лет назад, где изображены все-все, еще живые, даже веселые. Я понятия не имею, поможет ли мне это, но кто-то когда-то сказал, что все возможно – наверняка.
Деревянная рамка, наспех покрытая лаком, кое-где сильно протерлась и рассохлась в углах – ну да не это важно, совсем не это важно. Важно то, что я все вспомню с самого начала. Забуду хоть на какое-то время, что ко многим из этих улыбающихся людей, столпившихся около меня на фотографии, я уже который год хожу на могилы, приношу им цветы в четном количестве, подравниваю и взрыхляю там землю, вырываю траву, осмеливающуюся вырасти на ней. Забуду, что многие из них сейчас не могут встать с постели и ходить самостоятельно – передвигаются в инвалидной коляске. Забуду, что многие из тех, кто выжил, забыл, что такое улыбаться: их лица, всегда бледные и изнеможенные, напоминают бесстрастную маску.
Забуду и вновь вспомню, во всех деталях.
Сейчас – вот только сейчас - написав предыдущую строчку и поставив точку, понял, что мне это необходимо. Сам удивляюсь себе: то ли душевный мазохист, то ли просто-напросто псих. Хотя одно от другого не далеко ушло, да и вообще: ни вместе, ни по раздельности, эти диагнозы не внушают мне никакого оптимизма.
Но все равно: как только что придумал, так и сделаю. Мне, идиоту, внезапно понравилась эта сумасшедшая идея. Нужно только добраться до дома и найти ту старую записную книжку, ручку и закладку, о которых недавно вспомнил.
Нужно только добраться…
-
-
19.10.2010 в 21:22Только не слишком ли частые отсылки к "столько-то лет назад"? Понимаю. что это должно создавать определённый эффект, но где-то на четвёртом разе складывается ощущение. что у человека пунктик...
Впрочем. это сугубо субъективное мнение ^^"
-
-
19.10.2010 в 22:02-
-
19.10.2010 в 22:34Ладно, тебе видней)
-
-
19.10.2010 в 22:40-
-
19.10.2010 в 22:41-
-
19.10.2010 в 23:47только я согласна с Fair Skaya - тоже заметила слишком много упоминаний про "столько-то лет назад". но, конечно, тебе решать, я просто отмечаю)))
-
-
19.10.2010 в 23:53ну, читателям виднее - значится, буду переделывать, чтобы не резало глаз)))